Интернет журнал 
I Dumpling

Хостинг от uCoz

Здравствуйте дорогие поситители нашего сайта.

На нашем сайте изменился дизайн благодаря усилием дизайн студии "ЗАЯЦ".
Надеюсь новый дизайн понравится вам больше чем старый.
Главная » Статьи » Очерки » Публицистика

Певец природы Горного Алтая
Памяти художника Г. И. Чорос-Гуркина
посвящается…

Очерк

Этот очерк я хотела бы посвятить великому алтаймкому живописцу Григорию Ивановичу Чорос-Гуркину. С творчеством и биографией Чорос-Гуркина я познакомилась в конце 80-х, когда прочитала книгу за-мечательного алтайского искусствоведа В. И. Эдокова. Книга называлась «Мастер из Аноса». Я заинтересовалась творчеством и судьбой великого алтай-ского Мастера. Уже позднее, увидев его картины, была восхищена его непревзойденным талантом пейзажиста. При работе над этим очерком я пользовалась архивными материалами и другими источниками и, конечно же, работами В. И. Эдокова, но в основном это мои мысли и чувства о его корнях и о великом певце природы Горного Алтая.
*  *  *
Когда я вглядываюсь в его портрет работы художника В. С. Торбокова и немногие фотографии, то вижу человека, окрыленного мечтой – воспеть всю красоту Горного Алтая, показать в красках его величие и мощь, его чистоту и первозданность. На портрете спокойное, волевое лицо, плотно сжатые губы и умный, гордый, я бы сказала, орлиный взгляд. Ему в самом деле было чем гор-диться: своей прекрасной родиной, своим обыкновенным талантом, своими картинами, но в жизни это был скромный интеллигентный человек в самом вы-соком понимании этого слова, и, восхищенный красотой своей родины, без конца писал ей гимн, создавая его вновь и вновь на своих полотнах и описывая такими словами: «Все вокруг первобытно, грандиозно и величаво: могучим кольцом раскинулись и ушли в беспредельную даль горы, мягкие линии сдви-нулись одна на другую, смешались в лабиринте очертаний и замкнулись в не-уловимой дали воздушной лазури. Какой везде простор, какая мощь! Это ты, заколдованный, царственный Алтай!» Кроме великого дара художника он еще обладал и талантом литератора, чтобы писать такие вдохновенные стихи в про-зе.
* * *
Как стал он художником, мальчишка из никому тогда не известного алтай-ского села Улала?
Григорий Иванович Гуркин прошел долгий, нелегкий путь от ученика иконописной мастерской Алтайской духовной миссии, что располагалась тогда в селе Улала Бийского уезда. Целых 15 лет учился он мастерству иконописца, вначале в Улале, потом в Бийске, пока не почувствовал в себе силы и талант для создания собственных картин.
Уже в одной из самых ранних своих работ, картине «Камлание» или «Ночь жертвы», написанной в 1895 году, чувствуется рука в будущем большого мас-тера. Представьте себе лунную ночь в лесу, в лощине между гор, вблизи костра под деревьями сидят алтайцы. На жарких углах – казан с кипящим там мясом жертвенного коня, тут же у костра неистово пляшет шаман, во все стороны раз-веваются ленты его костюма, яростно стучит он в бубен, обращаясь к Богу Уль-геню  и воздавая ему жертву, а летняя ночь тиха, безветренна, кажется, не ше-лохнется на березе ни одни лист. Жаркие блики огня играют в темноте, высве-чивая смуглые, скуластые лица, да одинокая полная луна загадочно освещает поляну. Вся картина пронизана алтайским национальным колоритом и написа-на мягкими теплыми красками. Она производит большое впечатление, хотя это была первая попытка Гуркина создать большое произведение.
*  *  *
Все свободное от иконописи время молодой художник отдавал живописи, и с первых шагов его занятий искусством выявилось особое пристрастие начи-нающего художника к пейзажу, да и немудрено – ведь мальчика с детства ок-ружала девственно-прекрасная природа, которой всегда поклонялись его пред-ки.
Наверное, это чудо, а может простое стечение обстоятельств – на его та-лант обратил внимание молодой тогда тоже начинающий музыкант А. В. Ано-хин. Они познакомились в Бийске и вскоре подружились на всю жизнь. Анохин и уговорил Григория поехать учиться в Петербург. Целый год пришлось Григо-рию копить деньги на дорогу, отказывая себе во всем. И вот, осенью 1897 года он едет в Петербург и пытается поступить в Академию художеств, но не удач-но: не хватало общего образования, знаний. Но все же судьба дарит ему еще один счастливый шанс – знакомство с великим русским пейзажистом И. И. Шишкиным, и тот приглашает талантливого молодого человека работать в свою мастерскую, предоставив ему свои кисти, холсты и краски. Так они нашли друг друга – великий Учитель и талантливый самородок-ученик.
Всего несколько месяцев они были вместе, работая бок о бок. Жадно впи-тывал приемы старого мастера молодой художник, но великому пейзажисту уже недолго оставалось жить – он умер, незадолго до смерти закончив свою по-следнюю картину «Корабельная роща». Она стала его лебединой песней. В то печальное утро они работали вместе. Иван Иванович делал углем набросок но-вой картины, вдруг он зашатался, кисть выпала у него из рук, и великий худож-ник умер на руках молодого друга…
Безмерно пораженный смертью Учителя, Гуркин продолжал занятия жи-вописью и вскоре был зачислен в пейзажный класс Академии художеств. Так решилась его судьба, навеки связав его с искусством. Но после зачисления Гур-кин едет на целый год домой, в родные горы и поселяется в селе Анос, постро-ив там дом.
Возвратившись на родной Алтай, художник с увлечением изучает культу-ру народа, много работает, делает наброски, эскизы картин, очень много путе-шествует пешком и верхом на коне с проводниками, пройдя таким образом многие сотни километров по тайге, посетив заповедные уголки Алтая. В Ака-демии он бывает очень редко – больше работает дома.
*  * *
Алтай для Гуркина – не просто живописные горы, леса, реки и водопады, а живой дух, щедрый, богатый исполин-великан. Природой Алтая восхищались и задолго до него. Еще в 1842 году участник экспедиции по Северной Азии, ев-ропейский художник Мейер, оказавшись в горах Алтая и пораженный красотой этих мест, писал в своем дневнике:
- Это музыка природы! Кто передаст ее?! Где Бетховен, Моцарт? Кто пере-даст чудную гармонию скал этих красок, а у меня кисть выпадает из рук!
Прошло почти полвека и, наконец, появился на Алтае художник из самой гущи народа, от самых его корней – им оказался Чорос-Гуркин. На талант Гур-кина, его самобытность и усердие обратили внимание в Академии художеств. Вице-президент Академии граф Толстой писал о нем в личном деле, назначая ему стипендию, что это скромный, тихий человек, с большим усердием, ученик покойного И. И. Шишкина, который отзывался о нем, как об очень талантливом художнике.
И в 1903 году Гуркину была назначена стипендия в 360 рублей в год вплоть до 1905 года. Но закончить Академию ему  не удалось – помешала рево-люция 1905 года – в Академии среди студентов начались волнения и регуляр-ные занятия отменили. Так Григорий Иванович не получил диплома об оконча-нии Академии. Он вернулся домой и стал писать картины.
* * *
Это был самый плодотворный период его жизни. За 10 с небольшим лет до 1917 года художник создает большое количество эскизов, больших картин, этюдов, кроме того занимается этнографией, то есть изучает и описывает пред-меты быта и культуры алтайцев. Именно в эти годы Гуркин устраивает шесть больших выставок в крупных сибирских городах: Томске, Красноярске, Иркут-ске, Барнауле.
В 1907 году в Томске состоялась его первая персональная выставка. За не-делю на ней побывало более 5 000 человек, а более половины картин было про-дано, да еще художнику было заказано около 50 авторских копий. Это был на-стоящий успех! На этой выставке публика впервые увидела такие картины, как «Хан-Алтай», «Катунь весной» и другие.
Художник сразу стал известен во всей Сибири. Гвоздем выставки стала картина «Хан-Алтай», пожалуй, самая известная из всех картин в творчестве Гуркина. Эта картина, написанная в 1907 году, раскрывает всю мощь и величие Алтая.
Мощные каменные гряды гор, покрытые вечным снегом, тесня одна дру-гую, раздвинулись вширь, теряясь вдали. Крутые скалы их глубоко прорезаны ущельями. Всюду нависли они над темными безднами, за ними уступами к об-лакам высятся исполинские гребни утесов, и стоит сказочный великан Хан-Алтай, угрюмый, суровый и царственно-величавый.
Все сумрачно, пустынно, одиноко и, кажется, что здесь не ступала нога че-ловека со времен сотворения мира, и лишь могучий кедр крепко впился корня-ми в неприветливую землю и стоит наперекор всем ветрам, да орел широко раскинул крылья на голой скале, вблизи своего гнезда. А над всем этим царст-вом вечного покоя плывут облака. С этой картины Гуркиным было сделано не-сколько авторских копий. Один вариант находится в Горно-Алтайском музее, а оригинал был продан Томскому художественному музею.
Другими значительными картинами на вставке стали «Катунь весной», на-писанная в 1903 году и «Морозное утро на Катуни» 1907 года. Гуркина волно-вала природа в разное время года. Смотришь на его «Морозное утро на Кату-ни», картину, написанную в необычно теплых золотых тонах и кажется, что от мороза трещат камни, а воздух сгустился и превратился в ледяную пыль. Такие морозы бывают у нас в Сибири в разгар зимы, когда багровый шар солнца низ-ко висит над землей и не греет, а только скользит по поверхности земли, а де-ревья, кажется, жмутся от холода к земле. Вот такое морозной утро и изобразил на своей картине художник.
Надо сказать, Катунь занимает особое место в его творчестве. Достаточно представить только список названий больших полотен, их более 10, посвящен-ных родной реке. Это картины «Истоки Катуни» (1899 г.), «Катунь весной» (1903 г.), «Морозное утро на Катуни» (1907 г.), Корона Катуни» (1910 г.), «Ле-доход на Катуни» (1934 г.), «Оттепель» (1902 г.), «Катунь у Аноса» (1935 г.), «Осенняя Катунь», «Катунь зимой», «Камни на Катуни» и др.
Поклонение матери алтайских рек он пронес через всю свою жизнь, изо-бражая ее в различное время года. Интересна судьба картины «Катунь весной». Еще в 1911 году в одной из алтайских газет промелькнуло сообщение А. В. Ан-дрианова2 о том, что осенью 1906 года Г. Гуркин выполнил по заказу Кабинета Его величества большую картину, и отослал ее в Петербург в подарок царю Николаю II. Предполагается, что это был один из вариантов картины «Катунь весной». Ей, царице сибирских рек, посвящал он сотни рисунков, этюдов и пи-сал стихотворения в прозе:
- Вот она бурливая, страстная, переливается изумрудной струей, пляшет и играет цветами радуги. Вся она полна волшебной силы, вся – движение и жизнь. Столпились к берегам пахучие сосны и протягивают к ней кудрявые ветви. А с высоты скалы и горы смотрятся в ее кристальные воды. Она есть счастье и украшение Алтая. Ее боготворит кочевник, слагает в честь ее песни...
Вот так писал он о родной реке. Лучше и не скажешь.
На небольшой по размеру картине «Катунь весной» 1903 года (38 х 53 см) мы видим стремительную реку. Вдали видны сказочно прекрасные горы с за-снеженными вершинами, стройные кедры на берегу и цветущий маральник, а прозрачные воды реки струятся по камням прямо на зрителя. Горы в сиреневой нежной дымке, мощные потоки света, пробивающиеся сквозь облака, и общая тональность картины создают особое лирическое настроение и делают ее одной из самых значительных в творчестве художника.
Другая картина – «Корона Катуни» 1910 года была представлена на II пер-сональной выставке в Томске. Она написана удивительно нежными пастельны-ми тонами. Сиреневато-голубоватые краски заснеженных гор, девственно-белая чистота льда, сочный синий цвет глубоких промоин воды между льдинами. Как прекрасен этот пейзаж просыпающейся природы! Солнце скрылось за горизон-том, посылая последний луч, и закат горит нежным сиреневым пламенем. Мед-ленно, словно спросонья, освобождается ото льда река, но движение уже нача-лось: бело-голубоватые огромные льдины со страшным треском громоздятся одна на другую, унося с собой, словно щепки, огромные деревья. По-царски красива и величава река и, как у каждой царицы, есть у нее своя корона – это каменистый остров, возвышающийся посередине.
А выше каменных уступов, напоминающих корону, горделиво растут вы-сокие вечнозеленые кедры и, кажется, что это не остров, а неприступная ска-зочная крепость, на которую можно любоваться только издали. Удивительно точное название дал художник этой картине!
*  *  *
3 марта 1910 года томским обществом любителей искусства была открыта 2-я выставка в Томске, продолжалась она две недели. На ней Гуркин предста-вил 242 экспоната, в том числе 10 больших картин и среди них одну из самых своих значительных работ – картину «Озеро горных духов» (1910 г.). Выставка вызвала большой интерес публики. Достаточно сказать, что лишь один день – 7 марта – ее посетило около тысячи человек, а картина «Озеро горных духов» приобрела особую известность. Оригинал этой картины находится в Краснояр-ской художественной галерее, авторские варианты – в Барнауле, Иркутске, у нас, в Горно-Алтайске и в  том числе в знаменитом Государственном Русском музее Петербурга.
Седые, косматые облака  повисли над загадочным озером, окруженном вы-сокими и почти неприступными горами. Несколько чахлых кедров на берегу, холодная зеркальная гладь воды, в которой отражаются и плавают голубоватые льдины.
Картина завораживает своей суровой красотой: сияют белизной снежные вершины, блестит водная гладь, пустынно и тихо, и только лодка на берегу вы-дает присутствие человека в этих местах.
Кстати, об этом озере до сих пор существует легенда, по которой якобы, озеро приносит людям, побывавшим на его берегах, несчастье. Озеро это, гово-рят, находится вблизи Улагана и те люди, которые проезжают мимо него, ис-пытывают чувство страха.
Кто знает, существует ли какая-то таинственная сила или виной всему, как говорят ученые, ртутные испарения воды этого озера? Трудно сказать. Но на берегах озера до сих пор пустынно, чахлые деревья и нет ничего живого. Много загадок хранит в себе седой Алтай, загадок, которые еще предстоит разгадать. А вот что хотел сказать художник своей картиной, показав ее девственную чис-тоту и красоту? Может быть, он подтверждал слова великого писателя-гуманиста Достоевского, что мир спасет красота? Ведь, глядя на эту божест-венную картину, понимаешь красоту мира в целом, и очищаешься  духовно, уходя от обыденности. Недаром же Горный Алтай притягивал, да и сейчас про-должает притягивать людей различных взглядов и вероисповеданий. Сюда, спасаясь от гонений, бежали старообрядцы и раскольники, селясь в лесах и сре-ди гор, сюда бежали беглые крестьяне, здесь искали лучшей доли бедняки из дальних российских деревень. И всем хотелось найти свою обетованную зем-лю, сказочное Беловодье или Шамбалу. И правда, после голода, неурожаев и безземелья, попадая в места, богатые лесом и водью, туда, где земля не знала плуга, они проводили первую борозду, сеяли пшеницу, ячмень, рожь.
Местные аборигены-алтайцы встречали переселенцев приветливо, многие потом даже роднились семьями. Здесь не раз бывал Николай Рерих, и благосло-венная Земля Алтая, вдохновляла художника. И здесь на родной земле пышным цветом расцвел талант Чороса-Гуркина.
Дарование его достигло апогея. Последующие после томской выставки 10 лет были для него особенно успешными. За это время им были созданы десятки картин, эскизов, набросков, портретов.
Вот портрет молодой алтайки в национальной одежде – чегедеке и высо-ком головном уборе из меха. Змеисто вьются по плечам ее черные косы, смуг-лое лицо красиво и одухотворенно. Девушка задумчиво смотрит вдаль, мягки и пленительны очертания ее женственной фигуры. Хороши у художника и другие портреты, такие как: «Портрет Чевалкова» (1906 г.), «Портрет Сабашкина» (1906 г.), «Портрет Кочетова» (1921 г.) - командира партизан, который помог в трудное время Гуркину, портрет «Алтайки в красном» (1932 г.), «Портрет Мани Ивановой» (1937 г.) и другие.
* * *
Многие картины Г. И. Гуркина отражают культовые обряды алтайцев, на-пример, картина «Жертвоприношение», написанная в 1908 году. Сюжет ее прост и суров: возле древнего каменного изваяния множество черепов живот-ных, принесенных в жертву богам в разное время. Вымытые снегом и дождем, побелевшие от времени кости, мрачно зияют они оскалом зубов. Жутко ока-заться здесь случайному путнику.
Да, много повидали алтайская степь и горы: когда-то в древние времена не только головы жертвенных животных, но и человека рубились с плеча, и реки были красными от крови. Многое могли бы рассказать древние скифские из-ваяния и курганы, но они неохотно отдают свои тайны.
Надо сказать, что Григорий Иванович всегда с интересом относился к древней истории и культуре своего народа, и это ярко отражалось на его твор-честве. Вот знаменитый «Кезер-Таш», написанный в 1911 году. На этой карти-не фигура древнего кочевника как бы списана с натуры каменного исполина. И стоит он, овеянный легендами, в степи под неярким небом Алтая, и сам олице-творяет вечность…
Несколько картин художник посвятил народным праздникам, гуляньям. Таковы картины «Приготовление к тою», «Той» (1909 г.) и другие. все они на-писаны яркими сочными красками. На картине «Той» веселится и гуляет народ, принарядившийся специально для этого случая, в особые яркие национальные одежды. И даже природа, кажется, радуется вместе с людьми, подарив им теп-лый, летний, лучезарный день.
Все живет и движется на этой картине: кипит на костре в казанах свежее душистое мясо, пенная арка льется рекой. Игриво смотрят на парней девушки. Будут сегодня допоздна звенеть песни под звездным небом нестройными голо-сами подгулявших сородичей. А может будут и умыкание невест. Кто знает? Всякое бывает после большого тоя. Будут скачки и борьба куреш. Вся картина написана в ярких тонах и вызывает радостное мажорное настроение и даже в этих по жанру бытовых картинах большое место занимает пейзаж.
* * *
Чем отличается его творчество от творчества других художников-пейзажистов? Он был по-своему универсален, но как пейзажисту, ему не было равных в родной ему Сибири, а из художников Алтая он был первым, да и ос-танется, пожалуй, им навсегда.
Палитра Гуркина настолько богата красками! На его пейзажах – десятки тонов и полутонов различных оттенков – целая гармония нежнейших красок: ярко-голубая небесная лазурь, золото листопада, сиреневые закаты и бирюзо-вые переливы волн, блеск воды, отражение солнца и шум водопада и даже сама прозрачность морозного воздуха…
Удивительное и порой неожиданное сочетание красок. Вот важно шеству-ет по алтайским лесам Осень, а вот лучезарная Катунь в вечном своем движе-нии. Художник умел уловить шепот природы, ее настроение, песни Катуни и музыку гор. Хотел он оставить миру эту красоту и подарил ее нам, живущим в пыльных душных городах, рабам мелких забот, погрязших в сутолоке повсе-дневной жизни.
Своими картинами он как бы завещал нам сберечь девственную чистоту Алтая и его красавицу – волшебную Катунь.
А жить художнику было нелегко – ведь ему приходилось содержать семью только на доходы от продажи картин от выставки к выставке. Были такие мо-менты, когда не на что было даже купить краски. Именно об этом писал он сво-ему другу и единомышленнику – знаменитому исследователю Сибири Григо-рию Николаевичу Потанину. У Гуркина были надежды и планы на большую выставку своих картин в Томске, Красноярске, Иркутске, Владивостоке, Япо-нии и дальше до Соединенных Штатов Америки, но планам этим не суждено было сбыться.
Помешала первая мировая война, недостаток средств.
* * *
Во время революции он с первых дней с головой ушел в политические де-ла на Алтае. В 1917 году становится председателем Горно-Алтайской Думы, а затем в 1918 году избирается председателем Алтайской Каракумской управы, которую поддерживали эсеры во главе с В. И. Анучиным. Все дела вел он под большим давлением.
Вот как он сам вспоминал позднее об этом времени:
- Я защищал алтайцев и доказывал на съезде, что алтайцы, как угнетенная темная нация имеют право самоопределяться и что революция и свобода не для одних русских, а для всех наций одинакова. За эту мою защиту бийские коопе-раторы стали провоцировать, что Гуркин хочет быть царем алтайским и про-чее...
Несогласие Гуркина угрожало ему арестом. Так при Колчаке в 1918 и 1919 годах он дважды подвергался аресту. Разбором дела Гуркина «Об измене Роди-не» занимался колчаковский военный следователь по особо важным делам и специальная следственная комиссия, хотя Гуркин считал себя беспартийным. После освобождения из тюрьмы он покидает Алтай и, спасая свои картины и богатый этнографический материал, перебирается в Монголию.
Об этом времени он потом напишет так:
- Жили мы среди русских купцов. За неимением средств и хлеба работали на них, мыли шерсть и прочее… Один монголист нам помог устроиться на зи-му. Снабдил крошечными юртами, дал мяса барана. Зиму мы прожили с детьми в горах, в 30 км от Уланкома. Весной из Танну-Тувы пришел в Уланком парти-занский отряд Г. Кречетова. Отряд помог мне с детьми переехать в Танну-Тувинскую республику.
Там художнику с семьей приходилось тоже нелегко: бытовые неудобства, лишения, недостаток продовольствия, творческое одиночество, изолирован-ность от художественной среды, в которой он привык вращаться, отсутствие друзей, но он продолжал работать над картинами, делал зарисовки, хотя Урян-хайский край остался для художника чужим.
*  * *
Лишь в 1925 году ему удается вернуться в Россию по разрешению совет-ского консула. Сначала он едет по железной дороге, попадает в Новосибирск, где чудом устраивает выставку картин в Новосибирске, в помещении редакции газеты «Советская Сибирь». Там он размещает до 200 картин, этюдов, рисун-ков, портретов в том числе последние свои работы: природа и быт Монголии и Урянхайских гор и степей – это были очень колоритные пейзажи и такие кар-тины, как «Улясы», «Юрта», «Борьба монгол» и др.
После выставки в Новосибирске, Гуркин выехал в Горный Алтай, возвра-щаясь, он вез все свои работы – старые и новые, запакованные в специальные ящики, которые с ним пропутешествовали на верховых и вьючных лошадях, верблюдах и яках через горные хребты Танну Оола и Саяны.
В 1926 году художник принимает участие в двух больших московских вы-ставках: «Жизнь и быт народов СССР» и «Жизнь и быт народов Урала, Сибири и Дальнего Востока». Увидев работы Гуркина на I-й Московской выставке пер-вый нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский так отозвался о них: «Отмечу еще замечательные по тонкости живописи, прямо-таки драгоцен-ные по краскам пейзажи Чорос-Гуркина, ойротского художника с Алтая. Как забралась на Алтай такая утонченная техника – я уж и не знаю».
* * *
В дальнейшем в советские годы он уже больше не устраивал своих выста-вок и не участвовал в других. Он даже не послала своих картин на 1-ю Общест-венную выставку, организованную в Новосибирске в 1927 году. В ней участво-вали художники почти всех сибирских городов – Томска, Новосибирска, Ир-кутска, Барнаула, Омска, Красноярска, Абакана и др. Одновременно с выстав-кой, здесь же в Новосибирске состоялся 1-й съезд сибирских художников. Во-прос о Гуркине хотя и не присутствовал на съезде, но служил предметом ожив-ленных споров и обсуждений. На съезде было прочитано письмо и приветст-венная телеграмма от Гуркина, который выражал сожаление, что он не может принять участие в выставке.
Все последующие 10 лет Гуркин живет то в Аносе, в выстроенной им усадьбе, то в Горно-Алтайске или Ойрот-Туре, как тогда назывался город и не прекращал своей творческой деятельности, хотя здоровье его было тогда по-дорвано лишениями тех лет. Он хочет понять сложную обстановку 30-х годов в изобразительном искусстве, старается познакомиться с новыми художествен-ными течениями.
В своих работах стремится отобразить ритм новой жизни и те перемены в жизни его народа, которые произошли за последнее время. Григорий Иванович пишет картины «Чемальская ГЭС», «Агитатор», «Делегатка», обращается к но-вой для него теме партизанской войны на Алтае, но и в этих работах у него преобладает пейзаж. Это картины «Снежный переход», «Алтайские партизаны» и другие.
Много времени художник в тот период отдает этнографической работе. Как известно, им сделано около 3 тысяч рисунков, изображающих жизнь и быт алтайцев. Эти работы сейчас просто бесценны, к тому же ко всем рисункам у него есть подробное описание – это домашняя утварь, одежда, снаряжение охотников, убранство жилищ, музыкальные инструменты. Гуркин хотел сохра-нить для истории в памяти потомков древнюю культуру своего немногочислен-ного народа.
Кроме того, в 30-е годы художник много занимается педагогической дея-тельностью. Так, 17 августа 1931 года по инициативе Гуркина и Чевалкова в Ойрот-Туре была открыта художественная школа. Как истинный сын своего народа, он сознавал значение просветительской работы среди алтайцев и много сил, внимания и любви отдавал своим ученикам, но тучи уже сгущались над его головой, и художник осознавал это.
* * *
Шел 1937 год – год сталинских репрессий. Мысли о будущем Алтая не дают Гуркину покоя. И он вновь и вновь возвращается к своей самой большой картине «Хан Алтай» и делает ее новый вариант. В этой авторской копии все больше сгущаются краски, все так же чист и прекрасен Алтай, но еще суровее и мрачнее царство гор и снегов. Как будто нахмурил Хан-Алтай свое прекрасное чело, нависли над ним темные тучи, и лишь один луч солнца пробился сквозь толщу облаков и скупо освещает девственную белизну белков, да два кедра крепко жмутся друг к другу, и нет уже более гордого одинокого орла – лишь мох да лишайник на выветренных временем холодных скалах. Сто хотел ска-зать этим художник? Кто знает, может вот так аллегорично он изображал свою родину и тревожное время, ту гнетущую обстановку подозрения, в которой он в сейчас находился? Ведь порой он был бесконечно одинок, хотя его и окружали родные. Кто мог понять его художественные искания, беспокойство за свое творчество, за судьбу родины и своего народа?
Последние годы Гуркин жил то в Ойрот-Туре, то в своей усадьбе в Аносе, в одном из прекрасных уголков Алтая на берегу Катуни писал этюды, слушал шум реки, бродил в окрестных лесах и только творчество спасало его в трудные минуты, тогда он садился к мольберту, доставал палитру, натягивал на подрам-ник холст, грунтовал его, углем делал контуры будущего рисунка, а потом ши-рокими мазками писал кистью. Со стороны казалось, что работал он легко и быстро, на самом деле он доводил себя до изнеможения, наверное, редкий ху-дожник, даже молодой, выдержал бы такой темп, но это удавалось Мастеру, а планов у него было много.
Его последний рабочий альбом, хранящийся в Барнаульском музее изобра-зительных искусств, весь заполнен эскизами и набросками будущих картин. Самое интересное, что в нем Гуркин начинает разработку новой большой кар-тины о гражданской войне. Художник выбрал один из самых волнующих мо-ментов: 40-километровый переход партизанского отряда Долгих И. И. через Теректинский горный хребет при глубине снега более 2-х метров, когда, поте-ряв лошадей, партизаны тащили на плечах пулеметы и седла, а на рассвете спустились в долину Катанды и мощным ударом захватили банду Кайгородова и его штаб.
* * *
Стареющий художник был увлечен новой картиной, но страшный молот сталинских репрессий ударил и по нему…
Его арестовали внезапно 12 июня 1937, а 4 октября 1937 года заседание тройки управления НКВД Запсибкрая обвинило Гуркина в японо-военной контрреволюционной  повстанческой деятельности по ст. 58 п. 4-11 и постано-вило расстрелять, а 11 октября 1937 года приговор был приведен в исполне-ние…
Так трагически  оборвалась жизнь первого художника Алтая, а его творче-ское наследие оказалось под запретом. И лишь в 1955 году художник был реа-билитирован, но еще долгие годы его картины оставались закрытыми для наро-да. Многие из них пылились в запасном фонде годами, и только спустя десятки лет вернулись к своему зрителю.
Многое для воскрешения Мастера из небытия сделал ныне покойный за-мечательный искусствовед Владимир Иванович Эдоков. Много лет он букваль-но по крупицам собирал сведения о нем, работал в архивах, ездил по городам и весям в поисках его работ в музеях, встречался с людьми, которые знали ху-дожника и что-то помнили о нем. все это вылилось в несколько книг и одну из самых главных работ в своей жизни – книгу «Мастер из Аноса».
Большую работу провели сотрудники республиканского музея во главе с директором Риммой Михайловной Еркиновой. К 125-летию художника была проведена выставка в музее Горно-Алтайска, а к 240-летию вхождения Алтая в состав России была организована большая выставка картин Гуркина в Государ-ственном музее народов Востока в Москве.
А в 1994 году при содействии правительства Республики Алтай был издан замечательный альбом-каталог репродукций картин Гуркина.
Справедливость восторжествовала, и вновь мы можем любоваться его за-мечательными пейзажами, многие их которых, на мой взгляд – шедевры. В союзе художников в Горном Алтае бережно хранят память о великом художни-ке Алтая и Сибири. Многие художники, а всего в Союзе художников Горного Алтая их насчитывается более 30, тоже, как и Гуркин, пейзажисты и по-настоящему влюблены в природу родного Алтая, а некоторых из них вдохнов-ляет личность самого Гуркина.
Так В. И. Чукуев создал портрет художника на фоне родных гор, сидящим на камне. На этом портрете Гуркин уже немолод. Он сидит, опираясь на боль-шой камень и курит, задумчиво глядя вдаль единственным зрячим глазом (на правый глаз он был слеп лет с восьми). Старый художник отдыхает после труд-ного дня, спокойно и сосредоточенно его лицо – это лицо человека, выполнив-шего свой долг. А темные тучи уже надвинулись над ним, но он ничего уже не боится, он уверен – искусство его не умрет вместе с ним – оно останется наро-ду.
Другой портрет, о котором я уже говорила вначале очерка, написан ху-дожником В. С. Торбоковым. Он изобразил Гуркина по фотографии в нацио-нальной алтайской одежде.
Интересное решение для своей картины нашел горно-алтайский художник В. Г. Тебеков. Он изобразил вместе Г. И. Гуркина и его исследователя В. И. Эдокова, жившего много десятилетий спустя. В жизни они никогда не встреча-лись – их свела вместе любовь к Алтаю. Они стоят на берегу Катуни у перепра-вы, олицетворяющей связь времен и поколений. На старом пароме люди и ко-ни, вдалеке виднеются горы в голубой дымке. В руках у художника палитра, на которой ярко выделяется красная краска, она, как пуля, пронзившая сердце ху-дожника…
В одном из писем  к барнаульскому писателю А. В. Андрианову Гуркин писал: «Я верю в Алтай, его будущность. Знаю его народ, его обычаи, веру, а также настроение природы. Поэтому, несмотря ни на что, буду работать… Нужно много работать, чтобы представить Голубой Алтай в том виде, как он есть и, как его понимают алтайцы. Ведь они представляют его живым, говоря-щим и смотрящим. Но сумею ли я это передать? Я как будто теперь только от-крыл завесу, которую скрывал от меня Алтай! Теперь только вижу его во всем величии и красоте и, увлекаясь его красотой, чем дальше, тем больше благого-вею перед ним».
Да, действительно, все его картины написаны с благоговением перед Алта-ем. Так первые христианские художники писали Христа, молясь и постясь…
Я смотрю на его чудесные пейзажи, на голубые горы с белыми вершинами, на бурливую стремительную Катунь, на Белуху, которую он так любил изобра-жать и вспоминаю стихи новосибирского поэта и замечательного фотохудож-ника Вячеслава Изразцова:
«Белуха – светлый дух Алтая,
Царица скал, царица вод.
Здесь ледников тропа витая
Взмывает птицей в небосвод.
Ее премудрости извечной
Умом тщеславным не понять,
Ее вершины звездно-млечной
Земным желаньем не объять.
Белуха, светлый дух Алтая
И сердце матери Земли
Вселенской мудростью питая,
Молитве наших душ внемли…
А еще я думаю, что творчество Гуркина не имеет границ – оно принадле-жит не только нам, его землякам, но и в целом всей России, потому что худож-нику удалось запечатлеть на своих полотнах один из самых прекрасных угол-ков Земли – наш благословенный Алтай, который издревле притягивал к себе людей и красота его лечит и исцеляет душу, она вечна.
PS. Однажды в один из погожих дней бабьего лета мне удалось побывать в Аносе, где в общей сложности Григорий Иванович прожил с 1902 – по 1937 го-ды – около 35 лет.
Дом, построенный еще в начале XX века из крепких лиственниц, хорошо сохранился. Когда-то заполненный картинами и людьми, он сейчас нежилой и находится в запустении – там делается видимо ремонт. Возле крыльца – куча глины, песок, мешки с опилками. Одна дверь забита досками, другая закрыта на замок.
Радует глаз старый сад - там кое-где сохранились старые деревья: сосны и огромная ива. Кто знает, может они уже росли при жизни художника? В саду пустынно и тихо. Лишь две девочки-алтайки собирают ранетки, тихо перегова-риваясь между собой, да тихо шелестят деревья последней листвой. А кругом на земле лежит ковер из разноцветных листьев.
Здесь же, на территории усадьбы, ближе к горе находится сельская школа имени художника, построенная в 1956 году на средства колхоза имени Ленина. Здание хорошее, добротное из мощных бревен. В коридоре школы на стенах - портрет Гуркина и репродукции некоторых его картин. Здесь же в школе – музей Чорос-Гуркина, открытый 20 января 1995 года к 125-летию со дня рожде-ния. Музеем заведует учитель истории Сергей Михайлович Чичегуев. Там на-ходятся документы, фотографии и литература о жизни и творчестве художника.
Я вышла из школы и огляделась вокруг. Тихо шелестели деревья листвой. Солнце из-за горы освещало село, а внизу так же неумолчно, как и много лет назад шумела и перекатывалась по камням быстрая горная речка Аноска, и все так же нависала над усадьбой художника каменная гора Эт-Кая. Горы вообще окружают Анос со всех сторон кольцом. Действительно, место очень красивое. Недаром художник постоянно черпал здесь свое вдохновение.
А само село за столько лет мало, чем изменилось: те же неказистые в основном домишки, немощеные грязные улицы, так же лениво кое-где во дворах валяются в грязи свиньи, та же бедность кругом.
На окраине села еще лет 20 – 15 назад в советские годы когда-то кипела жизнь – работали фермы, мастерские, контора. Теперь только стоят полуразрушенные, напоминающие ихтиозавров остовы коровников, да уныло глядят пустыми глазницами окна ферм. Молодежь разъезжается кто куда в поисках сча-стья и заработка. Остальным деваться некуда: живут здесь кто как может, своим хозяйством. Перспективы в общем-то нет. От районного центра Чемал ки-лометров 12 – 15.
О Гуркине сельчанам мало что известно. Из всех, с кем удалось побеседо-вать в этот день, на мой вопрос, что им известно о Гуркине, почти никто не ответил. Только один юноша сказал: «Он художник, жил здесь, писал картины, одна называется, кажется, «Горное озеро», да девочка-алтайка ответила, что он художник, а больше ничего о нем не знает. А всего  я опросила семь человек: старушку, прожившую здесь с 1945 года двух девушек, двух школьниц, и двух молодых людей. Почти все пребывали в неведении, а жаль…
Я возвращалась по подвесному мосту через Катунь на автобусную остановку. Раньше здесь, во времена Гуркина, переправлялись на пароме. Ярким золотом светились березы и клены. Блестела на солнце река. Она все также была прекрасна, Катунь, переливаясь своими изумрудными водами. Я вглядывалась в ее чистую, прозрачную глубину и бросила две монетки на счастье, чтобы вернуться сюда еще и еще. Вот только хотелось бы, чтобы на усадьбе Гуркина в его доме, где он писал свои картины, был бы настоящий музей-заповедник, как в шукшинских Сростках, и чтобы там также каждый год собирался народ и свя-то хранили бы память о нем, его односельчанине – земляки.
Да Бог, чтобы это исполнилось! Мир его праху!

репродукция:Г.И. Чорос-Гуркин "Катунь весной" (1903 г.)
Горно-Алтайск, 2002
Категория: Публицистика | Добавил: SteepZero (30.08.2009)
Просмотров: 3216 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: