| Главная » Статьи » Ветка серени » Рассказы |
Сухари
| Татьяна Шмидт СУХАРИ. Героическим защитникам Ленинграда в 1941-1943 гг. и светлой памяти отца посвящаю Ко всему привыкает человек на войне – привык и Виктор к солдатской службе, к товарищам-землякам, призванным из всех уголков матушки-Сибири. Привык к частым обстрелам, свисту пуль и грохоту снарядов. Только к голоду никак не мог привыкнуть солдат. Молодой, здоровый организм требовал своё, а питания не хватало: ведь совсем рядом был блокадный Ленинград. Рыли траншеи, окопы, сопровождали автоколонны, идущие зачастую на верную смерть по «Дороге жизни» через Ладогу, что тоненькой ниточкой связывала голодающий обескровленный город с Большой Землёй. А герои-ленинградцы голодали непокорённые и всё чаще теряли своих близких. Полк, где служил Виктор, располагался на берегу Ладоги в деревне Пронино, недалеко отсюда проходила линия фронта. Где-то тут, совсем рядом, готовилось наступление советских войск. Солдаты долго ждали его. Ведь так хотелось быстрей очистить от врагов родную землю и вернуться домой! Виктор два раза был в блокадном Ленинграде. Город поразил его: затемнённые окна, разрушенные дома, вмёрзшие в лед искорёженные трамваи, длинные очереди около булочных и тощие фигуры горожан, неимоверно укутанные, которые, еле передвигая ноги, тащили саночки с водой, а то и с покойником. Все эти люди были, казалось, на одно лицо: обтянутые кожей скулы и глубоко запавшие глаза, сгорбленные под тяжестью голода, все они казались стариками. Голодали и солдаты. Они тоже чувствовали на себе мёртвую хватку и хоть не умирали от истощения, приходилось не сладко – кормили мало и скудно. Однажды перед наступлением старшина роты приказал Виктору, заменявшего на кухне убитого товарища, раздать сухари. Сухари были чёрные из ржаной муки с примесями, кислые на вкус, но всё- таки этого всем досталось по шапке, и все остались довольны. Но был у них в роте солдат один – Иван Кузнецов, немолодой уже, очень худой с печальным взглядом серых глаз. После делёжки Иван зло посмотрел на Виктора, когда тот складывал в вещмешок сухари свои сухари и с ехидцей сказал, как ударил: - Себя-то не обидел. Словно кто в грудь толкнул Виктора, кровь бросилась в голову, и зашумело в висках, а лицо жарко вспыхнуло пламенем, сердце заколотилось в груди, так и хотелось кинуться на обидчика, но сдержался и только сказал: - А что? Кому-то не хватило? Тогда свои отдаю, - и высыпал на стол свои сухари. Вечер перед наступлением провели в блиндаже при свете керосиновой лампы. Солдаты пели, курили, писали письма. Вспоминали близких. Виктор долго не мог уснуть. Ночь была лунная, светлая, тускло мерцали звёзды. А где-то в бескрайних сибирских просторах затерялось родное село, дом, семья. Как они там, отец, мать, Настенька? И когда придётся увидится? А на утро был бой, и многие были убиты, в том числе и Иван Кузнецов, токарь Кировского завода, коренной ленинградец, пуля пробила ему лоб. Когда хоронили убитых товарищей, Виктор подошёл к Ивану – тот лежал на плащ-палатке, лицо его было бледно и страшно в своём спокойствии. В вещмешке Ивана лежали сухари, несколько кусков сахара и две пачки махорки. А в солдатской книжке убитого Виктор нашел довоенную семейную фотографию, письмо к жене и записку, в которой было написано: «Если меня убьют в бою, прошу сообщить жене» и ленинградский адрес. Так вот в чём дело, оказывается, у Ивана осталась в Ленинграде не эвакуированная семья, и он помогал им, чем мог… После прорыва блокады, Виктор отпросился у командира роты и отправился по указанному в записке адресу. Но разыскать семью погибшего оказалось делом нелегким. Трамваи не ходили, и пришлось добираться несколько часов пешком на рабочую окраину города. С волнением поднялся он на третий этаж чудом уцелевшего дома, постучал. Дверь не сразу открыла изможденная женщина, почти старуха на вид. Это была Валентина, жена Ивана. В квартире она была одна. Весть о гибели мужа она выслушала спокойно и лишь одна скупая слеза покатилась по щеке. Она долго читала письмо мужа, потом сидела молча, закутавшись в серую шаль, казалось, не замечая присутствия Виктора. Потом подняла на него свои удивительно синие глаза и тихо сказала: - Извините. И заплакала. Он, торопясь, выложил из вещмешка сухари, сахар, махорку, добавил от себя две банки тушёнки и связку мороженной рыбы, выловленной в Ладоге. Валентина вдруг встала и коротко сказала ему: - Пойдёмте со мной. В соседней комнате она открыла шкаф и стала снимать с плечиков детскую одежду: шубку и несколько детских костюмчиков. - Понимаете, это всё, что осталось от моих детей. Они умерли. Младшему Алёше и пяти не было. – Слёзы покатились по её худому лицу, а она не вытирала их и всё снимала из шкафа какие-то вязаные кофточки, обувь и складывала все это на кровати, застелённой синим байковым одеялом. А Виктор не решался её остановить. Наконец, она уложила всё это в свёрток и повернулась к нему. - Вот, отвезите это своим детям. Виктор растерянно отодвинулся: - Спасибо, но у меня нет детей. Валентина села на кровать, заваленную свёртками, закрыла лицо руками и тихо, беззвучно зарыдала. Потом затихла. Виктору надо было торопиться в часть. Он хотел найти слова утешения этой несчастной женщине и не находил их, все они казались ему фальшивыми. Он смотрел на её съёжившуюся от горя маленькую фигурку и не знал, что делать, потом подошел к ней и стал гладить её по голове, по чёрным с проседью коротким волосам, как маленькую. Валентина подняла голову, и Виктор увидел в её синих глазах такое горе, такую муку, что у него защемило сердце от жалости к ней. Он посмотрел на часы – надо было торопиться. Виктор извинился, крепко пожав Валентине руку, и почему-то на цыпочках вышел из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь, а потом быстро сбежал по тёмной лестнице в зимние сумерки. На календаре был конец января 1943 года. | |
| Просмотров: 445 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |