Главная » Статьи » Ветка серени » Рассказы |
Татьяна Шмидт Мать Рассказ У Анны Матвеевны Орловой от былой красоты к восьмидесяти годам не осталось и следа: вместо густой шевелюры – редкие седые волосы, вместо белых крепких зубов теперь торчит один передний, а когда-то красивое лицо пробороздили глубокие морщины, и вся она за последние годы усохла, полегчала наполовину и из дородной женщины превратилась в маленькую худенькую старушку – годы и болезни сделали свое. Она вырастила четверых детей , а теперь живет одна в своем небольшом домике и все поглядывает в окошко, не придет ли какая из дочерей или из внуков. Ведь две дочери – Полина и Галина живут здесь со своими семьями. Живут не тужат – у одной небольшой частный магазин, другая торгует на рынке вещами, обе по теперешнему частные предприниматели, женщины они собой видные, солидные и дома у них все в порядке: мужья, хозяйство, огороды. Да еще каждую неделю за товарами надо ездить на вещевой рынок в Новосибирск, а потом распродать все это. Да еще у Галины внук родился от старшей дочери – надо нянчиться, дочке помочь. Так что тут не до матери – придут обе домой и не знают, за что взяться: то ли в огород идти картошку окучивать то ли поросенку дать, а он уже визжит от голода, то ли ужин сварить, поэтому к матери ходят редко. А у самой Матвеевны огород давно бурьяном зарос. А какая была огородница! Своей картошки до будущего урожая всегда хватало, а какие помидоры у нее вырастали! Соседки завидовали: “Ты Нюра, слово что ли знаешь какое? Почему они у тебя на кусту спеют, а у нас нет?” а какое слово? Все руки одни. А работать приходилось много. С самого детства, когда ее восьми лет в няньки к чужим отдали, а хозяева попались грубые, жадные, злые. Бывало детвора играет вечерами на улице, а ей люльку надо качать, да с ребенком чужим водиться, хорошо, если за все лето один разок на улице поиграть удалось. И хотя любила Анютка учиться, читать, рисовать, в школе всего шесть лет поучилась, а потом поехала в город. И вот она в парусиновых туфлях поздней осенью идет по холодному, чужому городу и ищет хоть какую-нибудь работу, а безработных в то время было полно, целыми толпами осаждали биржу труда. И так день за днем, но вот наконец ей улыбнулась счастье: за небольшую плату ее наняла в няньки семья совслужащих, а через полгода Аня пошла на завод и жить стало легче, только начала зарабатывать деньги и даже справила пальто из драпа да платье из крепдешина и фильде косовые тонкие чулки, а как стукнуло девятнадцать влюбилась в хорошего парня, студента Женю, и все у них было хорошо: и прогулки под луной, и свидания в парке и поцелуи украдкой, и просмотры новых фильмов и вдруг, как гром с ясного неба война-разлучница. Комсомолец-студент Женя с первых дней войны ушел на фронт добровольцем, сначала писал, а потом как в воду канул, а Анюта осталась беременной и в срок родила девочку, назвала Элей. К этому времени их семья в город переехала, а отец с братьями тоже ушли на фронт. Они остались с матерью, младшим братишкой Ленечкой, да маленькой Элей на руках. Ленечка рос чахлым, худеньким ребенком, часто болел то корью, то ангиной, то еще чем-нибудь, когда он заболел в очередной раз, денег на лекарство и продукты у них не было. Да к тому же, когда Анюта возвращалась с работы, у нее из кармана пальто украли карточки на хлеб. Вот было горе! А Ленечка лежал в жару и тяжело дышал совсем худенький с восковым лицом. И тогда Аня решилась на крайнее – пошла и отнесла на толкучку свое новое драповое пальто, которое справила до войны. Целый день она простояла на рынке, ежась от холодного ветра в старенькой фуфайке, пока не обменяла пальто на муку и хлеб. Радостная она возвращалась домой, думая, что этим спасет Ленечку да и свою Элю тоже, а дома, переступив порог, увидела желтого почти прозрачного Ленечку с закрытыми глазами и сложенными на груди ручками, а рядом рыдающую мать. Все было кончено! Но на этом несчастья не закончились – вскоре пришла похоронка на старшего брата Костю, потом на отца… А от двух братьев и любимого не было писем. Так вот и пережили они военное лихолетье: в бесконечных трудах и в ожидании весточки с фронта, но так и не дождались своих дорогих. День Победы встречали с матерью и с маленькой Элей. Соседи радовались возвращению своих фронтовиков, накрывали небогатые столы, а они сидели да плакали. Радость была со слезами напополам… После войны жить было трудно. Чтобы выжить, Аня брала старенький фотоаппарат “ФЭД”, оставшийся от отца и братьев, и шла пешком в ближайшее село, где находилось немало желающих сделать фото, а снимки у нее получались удачные. Из деревни она привозила масло и муку. А ведь Ане приходилось кормить еще и мать – от горя и потери ближних она совсем потеряла рассудок и по целым дням теперь сидела, укрывшись шалью и невидящим взором все смотрела перед собой, никого не видя и не замечая. А жили они тогда трудно, голодно. Приходилось собирать на поле колоски, искали чудом уцелевшую невыкопанную картошку, из которой пекли драники. Один раз Аню чуть не съели волки, когда она в буранную ночь шла от села к селу. Спасло ее то, что она громко стучала штативом от фотоаппарата, отпугивая волков, которые шли за ней на расстоянии. Не помнила Аня, как дошла она до крайней избы поселка, как из последних сил застучала в ставни окоченевшей рукой, а когда хозяйка открыла ей, Аня упала ей в руки почти без сознания от голода, холода, страха и отчаяния. Добрая старушка отогрела ее тогда на печке, напоила чаем с травами, накормила кашей. Ту старушку она навсегда запомнила, как и других добрых людей, которые ей помогали. Всем тогда было трудно, но жизнь помаленьку брала свое – ведь в том далеком послевоенном сорок шестом ей исполнилось всего двадцать пять лет – хотелось жить и любить, и верить, а ровесников свободных почти не было, лишь в следующем году познакомилась она с инвалидом-фронтовиком Иваном Орловым. Ивану приглянулась она – свежая, кареглазая, молодая с копной пышных темных волос, и он зачастил к ним по вечерам, а потом, не долго думая, предложил ей: “Выходи за меня, тебя не обижу и дочку твоею тоже”. Аня подумала и согласилась и началась для нее новая семейная жизнь, а жить молодые поначалу стали в бараке, который своими руками построил Иван. Вскоре один за другим пошли дети и через несколько лет родители Ивана помогли им купить небольшой дом и корову. Иван работал, как каторжный, чтобы прокормить семью, одеть и обуть ребятишек. Теперь долгими осенними вечерами за вязанием мать вспоминала, как собирала их в школу, сидела возле больных, когда все вдруг заболели корью, а потом коклюшем или свинкой, вспоминала, как ей приходилось работать сразу на двух работах – днем в пошивочной мастерской, а вечером контролером в кинотеатре. С мужем в те годы жили хоть и небогато, но хорошо ладили между собой, а потом Иван стал вдруг задерживаться на работе, приходить выпившим, а потом ложился в постель и отворачивался от нее к стене. - Что с тобой, Ваня? – спрашивала она его. - Да так, устал очень. Спи, - и он начинал сладко всхрапывать. Так продолжалось долго. Потом до нее донеслись слухи, что ее Иван ходит к Клаше-чувашке -–одинокой разбитной бабенке. Аня поняла, что у нее есть соперница. Муж стал намного холоднее к ней и детям. Реже приносил им гостинцы, реже с ними играл по вечерам. А потом пошли слухи, что Клашка беременна от Ивана. Она уже ничему не удивлялась, а бороться с соперницей не хотела – гордость не позволяла. Что толку, биться за любовь человека, который к ней охладел? Они еще продолжали по инерции жить вместе, ради детей, но чувствовали, что стали чужими друг другу – даже дети теперь не связывали… Аня первая предложила мужу развестись по-хорошему, мирно. Вскоре они расстались, прожив вместе пятнадцать лет и нажив троих детей. От их брака остались три дочери, дети, естественно, остались с ней, с матерью – это были ее кровинки, теперь их у нее было четверо. Вместе с Элей, которая за это время выросла и превратилась в хорошенькую девушку с длинными черными косами. Она рано пошла работать на стройку – что поделаешь, нужно было помогать матери, да и самой одеться-обуться – ведь как-никак невеста. Поработала, приоделась, а потом вдруг взяла и уехала на комсомольскую стройку на Ангару, да там и замуж вышла. Потом пришел черед других детей – младшая дочь Ирина тоже уехала к сестре на комсомольскую стройку, а две другие дочки поступили учиться, а потом замуж повыходили, и вот теперь Анна Матвеевна одна осталась в своих четырех стенах. Огород у нее зарос сорной травой – ей когда-то отменной огороднице, больно на это смотреть – да что поделаешь – сил уже нет. Еле-еле по дому ходит, а иногда бывает, что голову обнесет и упадет другой раз. Отлежится, встанет и дальше пойдет. Руки-то еще ничего – все могут. Все свое свободное время вяжет носки, варежки внукам, дочерям и зятьям, а то – лоскутное одеяло шьет, с любовью подбирая лоскуток к лоскутку, да еще младшая дочь, уезжая, оставила ей свое пианино, на котором когда-то училась играть. И вот теперь, когда ей совсем невмоготу и не спится, встанет старая мать среди ночи, включит свет, подойдет к инструменту, ударит из последних сил по черно-белым клавишам и начинает “играть” – и в этой дикой какофонии звуков находит наслаждение для своей измученной души. Да каждый день потихоньку выбирается к почтовому ящику встретить в определенный час почтальонку Свету – все ждет – нет ли ей письмеца, но дети пишут ей редко, а мать все ждет и ждет, и только неутомимое время бесстрастно отсчитывает ей свой срок, прибавляя новые морщины да серебра в волосы. И только соседки иногда забегут к ней, покачают головой: “Плоха, плоха стала Матвеевна”, - и жалеют ее про себя, удивляясь бессердечию детей. А Матвеевна, каждый вечер готовясь ко сну, долго стоит перед старинной иконой Богородицы и, едва шевеля губами, молится за своих детей. На них она не в обиде – одни далеко живут, другие заняты своими делами: “Что ж Бог им судья!” | |
Просмотров: 622 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |